«Homes & Gardens», #05/2004
Надежда Бахромкина
30.04.2004
Искусные реставраторы способны собрать из пепла даже самую безнадежную рухлядь.
Реставрационная мастерская «Смирвальд» находится в районе Чистых прудов. Неприметный с виду подвал, но за его железной дверью скрыты тайны прошлого. Пыль веков, древесная пыль, — она здесь повсюду. Гостю выдают кожаную подстилку, чтобы он мог присесть на стул, не боясь запачкаться. Стулу, между прочим, почти 200 лет — прекрасный образец русского ампира.
Самый главный здесь Всеволод Борисович Полтавцев. Молодежь смотрит на него с благоговением: таких мастеров в России можно по пальцам пересчитать. Это специалисты, которые учились не по стандартным учебникам, а у гениальных реставраторов советского времени — школа в Союзе была мирового уровня. И у дедушек, бесконечно разбирая и собирая старинную мебель: работая теми же инструментами, что и сто, и двести лет назад, невольно проникаешь в секреты мастерства предков.
— Реставрация — занятие довольно неблагодарное, — говорит Всеволод Полтавцев.
— Долгая, грязная работа, а в результате ты остаешься лишь тенью того мастера, который создал предмет. И рано или поздно хочется с «прадедушками» потягаться. Создать вещь, поставить рядом с оригиналом и ощутить себя творцом.
Не знаю, как у других мастеров, но мне просто необходима смена деятельности. Иногда сделать «с нуля» какую-нибудь табуретку доставляет искреннее удовольствие.
В мастерской могут практически все. Зависит от поставленной задачи. Интересная категория вещей — так называемые пуфеля, «честная подделка». Для нее используют выдержанный материал. Чаще всего покупают старинный предмет, который нет смысла реставрировать: художественность его стремится к нулю.
Спарывают фанеровку, а массив-основу пускают на изготовление нового предмета. Это патина времени, которую нет надобности создавать искусственным образом. Когда работа будет закончена, определить, что это подделка, а не настоящий антиквариат, будет почти невозможно. Радиоуглеродный анализ покажет возраст материала, — а он настоящий, вековой давности. Не помогут и искусствоведы, ведь вещь делалась по старинке и мотивы все повторены в точности. Кстати, практика таких поделок существовала и в XIX веке, и в начале XX: всегда мастера увлекались созданием предметов по более ранним чертежам, эскизам, образцам.
Частенько это приводит к недоразумениям.
— Нам принесли на реставрацию столик для рукоделия. Хозяйка была уверена: предмет двухсотлетней давности. Но, разобрав его, мы поняли, что ошибочка-то ровно на сто лет. То есть это начало не XIX, а XX века. Подделок «под старину» и тогда было сколько угодно. Но разочаровывать барышню мы не стали. Зачем? Все равно ведь ее столик — самый настоящий антиквариат!
Еще одна забавная история. Пару лет назад в руках реставратора из мастерской оказался стул из Пушкинского музея. Его отреставрировали и в дополнение сделали еще три копии для бабушек-смотрительниц. И вот однажды тот самый мастер, который работал с музейной мебелью, вместе с семьей зашел в Пушкинский посмотреть экспозицию. И к своему изумлению, увидел, что на подлиннике восседает дородная хранительница. А в витрине стоит новодел.
На долю секунды мастер даже похолодел: ведь стул, который он реставрировал, был очень сильно поврежден. И никто не имел в виду, что на нем будут и вправду сидеть. Это же музейный экспонат! Бабушка, сама того не подозревая, каждый день рисковала получить «производственную травму».
Ошибку, к счастью, быстро исправили. Теперь все на своих местах.
На стене в мастерской висит рама. Очень интересная. Ее хозяин утверждает, и этому можно верить, что среди стебельков и цветов красовалась еще и символика Третьего Рейха. Теперь только орел наверху остался. А внизу раньше была свастика. Но ее, конечно же, отломали. По политическим соображениям.
В мастерскую приходят самые разные люди. Частые гости — коллекционеры. Порой им не хватает одного-двух предметов, чтобы антикварная обстановка выглядела законченной. Вот для них и делают высококлассные копии. Но мастерам интересен другой клиент. Тот, кому старинная мебель досталась по наследству. Для такого человека это, прежде всего, память. С корнями у нас в стране проблематично, это европейцы из поколения в поколение по 300–400 лет живут в одном и том же доме, спят, едят и сидят на одной и той же мебели, для них в этом нет ничего экстраординарного. А в России человек отчаянно цепляется за вещи «с историей». И чтобы они не превратились в рухлядь, чтобы сохранить память о предках, люди обращаются к реставраторам. Хотя стоимость работ зачастую гораздо выше рыночной цены предмета.
— Часто попадаешь в ситуацию, когда работа кажется клиенту очень простой, а на самом деле для мастера это «головная боль». И наоборот. То, что клиенту кажется очень сложным, например, механические повреждения, для грамотного мастера может оказаться делом пяти минут. Есть много нюансов и мелочей. Наверное, как и в любой другой работе.
Столярное искусство — да-да, это именно искусство! — в царской России было очень популярно. Дворяне не гнушались брать в руки рубанок. Сделать какой-нибудь предмет мебели в доме своими руками считалось хорошим тоном. Сегодня мода на исконно русскую деревянную мебель потихоньку возвращается. Говорят, чтобы государство процветало, нужен всплеск национального самосознания. И сегодня возврат к корням, к традициям чувствуется. Пусть пока все больше в виде бума на баснословно дорогие и отвратительные по качеству итальянские станочные поделки.
Сами реставраторы говорят: «Хорошо бы дожить до тех времен, когда мебель в русском стиле начнут делать китайцы. Это будет означать, что наша страна процветает!»