Я доделала стул в конце октября и не написала об этом ни слова. История, в общем-то, не о стуле совсем. О другом, о важном. Тут мысли о мастерах старой школы – сильных и веселых людях, которых мне повезло узнать.
О небольшой победе над собой: несколько раз я готова была сбежать, оставив ящик с инструментами и связку дубовых досок, а теперь у меня в комнате стоит стул, и на нем даже можно сидеть. О том, что не надо ко всему относиться слишком уж серьезно. Об ошибках, которые надо прощать себе. Если ты чему-то учишься, то ошибки непременно будут — это нормально. А еще о том, как один человек может помочь другому не опустить руки и не бросить всё на полпути – парой вовремя сказанных слов или простой улыбкой.
октябрь 2016
Лет в десять я пробовала пилить. Кажется, мы собирали с папой костер. Помню, что пила была большая и неудобная, с синей пластиковой ручкой, постоянно соскакивала и даже приличной царапины не оставила. Я тогда сдалась и интерес к этому орудию потеряла. А через шестнадцать лет увидела японские пилы, напоминающие самурайские мечи, и влюбилась.
Работаю с прямой спиной, взявшись за длинную, оплетенную ротангом рукоять. Почти торжественно. Всеволод Борисович проходит мимо моего верстака и неожиданно хвалит: мол, именно так и должна выглядеть женская столярка – красиво и легко.
Из лекции: «Пиление – процесс не механический, а ментальный». Чтобы пилить ровно, надо сосредоточиться и ни о чем другом не думать. Точнее, вообще не думать – просто пилить. Это как медитация. Отвлекся – сразу же ушел от разметки.
декабрь 2016
Сделала наконец нормальное учебное соединение – ровное и крепкое, почти без щелей. Называется «ласточкин хвост». Его трапециевидные шипы и правда напоминают хвосты, но не ласточкины, а, скорее, воробьиные.
Запись на полях: «Думай о стуле». Пора выбирать выпускной предмет.
январь 2017
«Дрова привезли!» – и мои сильные взрослые одногруппники оставляют работу и идут перетаскивать четырехметровые доски из грузовика в распилочную к Сергею Александровичу. Это правда дрова, пыльные, в каких-то потеках, кое-где видны остатки коры. Дуб, ясень, черешня и сосна для учебы. Тут и мой стул – пока только огромная доска. Пахнет смолой. Я стою, мешаюсь под ногами, но уйти никак не могу.
февраль 2017
Просмотрела сотню картинок и вместо «классического столярного табурета» выбрала барный стул сингапурского дизайнера Нейтана Янга.
Всеволод Борисович одобрил, но холодновато: он любит массивную строгую мебель Arts&Crafts (английского художественного течения конца XIX века), абрамцевскую резьбу и русский национальный романтизм, жалует модерн и барокко. Посмотрел фотографии, изменил пару линий и отправил меня делать чертеж.
Я воевала со свежеустановленным SketchUp-ом (программой для трехмерного моделирования), пытаясь начертить там хотя бы куб, когда мой знакомый, человек с ясным умом и инженерным образованием, прислал готовые чертежи моего стула с нужными размерами и углами.
Когда-то Коля учился проектировать боевые летательные аппараты и пять лет проработал старшим авиатехником на военном аэродроме в Бурятии. Теперь он столяр и проектирует мебель.
Я советовалась с ним, но такой помощи не просила и не ждала. И как-то неловко, почти стыдно ее принимать.
«В этом стуле нет ни одного столярного соединения», – сказал мне Сергей Александрович, посмотрев Колины чертежи. Предмет промышленный. С толщиной в два с небольшим сантиметра (своей тонконогостью стул мне и понравился) всё собрано на шканты. Это такие рифленые деревянные цилиндрики, на которых держится, кажется, половина икеевской мебели. В классической столярке шкант называют «шипом ленивого столяра» и не используют для сбора несущей конструкции – для этого есть шиповые столярные соединения.
всё ещё февраль 2017
Сергей Александрович распилил большую дубовую доску – готовы заготовки для ножек. Успокоил: вот тут дополнительные брусочки приклеим, здесь уберем – будут тебе столярные соединения. Остальное оставим, как задумано.
Появились царги и проножки (соединительные планки между ножками) – надо всё начисто построгать и сделать шипы и гнезда, чтобы собрать боковины.
Округляем размеры. Я по-отличниковски трясусь над каждым миллиметром, записанным в чертежах. Сергей Александрович улыбается и говорит, что я сама себе заказчик – могу вообще всё изменить.
Дуб твердый – он тупит инструменты и пачкает руки. Строгать мучительно трудно: налегаю на рубанок всем телом, чтобы хоть чего-то добиться. Внимательно проследив за моей борьбой с одной из ножек, Всеволод Борисович заметил, что к хорошо заточенному рубанку должен прилагаться специально обученный мужчина.
Сосед по верстаку предложил смочить ножку водой, чтобы легче строгалось. Так делают, но с другим деревом. Про дубильные вещества я не вспомнила. Почернело всё! И смешно, и грустно. Дуб категорически не терпит воду.
Сергей Александрович отправляет меня делать гнезда на станке: мол, выбрала промышленный предмет – так и работай. В сущности, это спасение утопающих: при своей неумелости эти восемь отверстий стамеской я буду пару месяцев ковырять.
март 2017
Парные ножки наконец стали похожи на одинаковые.
апрель 2017
Неделю назад неосторожно выдернула застрявшую в ножке царгу – стукнула себя по подбородку острым углом. Ссадина зажила, а синяк до сих пор видно.
Всё здесь учит думать заранее.
май 2017
Почти закончила гнезда: всё-таки выбрала их на сверлильном станке.
Мастерская спасает от уныния и лишних мыслей. Приезжаю чаще и работаю дольше.
Собрала левую сторону стула: две ножки и планки между ними. Всё ровно, но ужасно болтается. «Будет, куда клей залить», – успокоил меня мастер.
Вообще, всякий раз, как я жалуюсь на видимые несовершенства моего предмета, Сергей Александрович спрашивает, какой по счету стул я делаю. На мое неуверенное: «Первый…» – он отвечает, что поговорим мы, когда я сделаю свой сотый стул.
Пятница. Еду в мастерскую, чтобы провести там третий на неделе вечер среди опилок и шума станков. Причиняю себе повреждения, ошибаюсь с разметкой, заваливаю плоскости и ломаю голову над тем, где же все-таки подрезать, чтобы пропала эта предательская щель. Вся в пыли, с черными от заточки и дуба руками и запасом пластырей в рюкзаке, я впервые, кажется, чувствую себя одним из самых слабых учеников и могу это принять. И это такое счастье!
Поклеила боковины. Идет последний месяц нашего курса. А до стула еще далеко.
июнь 2017
На столярку не хватает ни времени, ни сил. Постоянно что-то идет не так, много ошибок. Испортила оставшиеся проножки – нужно пилить новые.
Сергей Александрович повторяет, что наша задача – доделать предмет. Иногда он указывает на верхние полки, где, замотанные пленкой, пылятся недоделанные стулья сдавшихся учеников. Кто-то даже ящик с инструментами оставил.
Понимаю сейчас, что выбрала неудачный предмет – промышленный, на шкантах, со странными пропорциями и без особой художественной ценности.
В мастерскую приезжаю через силу. Кажется, нужен перерыв.
июль 2017
……………………
август 2017
Стул встал на четыре ноги! А я научилась с первого раза ровно и быстро подрезать заплечики, чтобы ножки расходились под нужным углом.
сентябрь 2017
Осталось немного. Поклеила и выстрогала сиденье. Мне повезло: на щите получился рисунок из светлых сердцевинных лучей, за которые так любят дуб. Даже Всеволод Борисович похвалил.
октябрь 2017
Торопилась и загнала под косослой на сиденье кусок наждачной бумаги, который потом вместе с клеем расплылся страшным черным пятном. Пришлось заново строгать и выравнивать все шлифмашиной.
Просверлила насквозь уже готовую спинку, когда делала отверстия для шкантов. Сергея Александровича в тот день не было, и я совсем было сникла.
Увидев мое лицо и сквозную дыру посреди строганого щита, Всеволод Борисович рассказал мне, как однажды на покрытый лаком столик из розового дерева упала большая двуручная пила. Упала с верхней полки. На следующий день столик надо было отдавать заказчику.
А дальше был урок реставрации. Теперь на спинке небольшая заплатка-«лодочка» от Всеволода Борисовича. Присмотревшись, можно разглядеть.
Всю субботу я готовила стул к отделке: дерево шлифуют, а потом уже покрывают маслом или лаком. Девять часов я возилась с циклей и наждачной бумагой. Обычно такие вольности ученикам не позволяют – в мастерской не работают по выходным, – но меня почему-то пустили, сжалились.
По соседству в тот день собрался весь цвет столярного сообщества – праздновали день рождения одного из старых московских мастеров. Праздновали весело и громко, а под вечер пели песни. Время от времени кто-нибудь заходил в мастерскую. Мне приносили советы и сладости, рассказывали истории и пытались накормить, ведь работающему человеку необходимо есть. Я благодарила, улыбалась, но от стула не отходила: отчаянно хотелось закончить.
